В 1979 году молодые психологи из Пенсильванского университета Лин Абрамсон и Лорен Аллой — обеим тогда не исполнилось и тридцати — провели серию из четырех экспериментов, до сих пор остающихся их визитной карточкой. Эксперименты немного отличались условиями, но в основе были схожи. Студенты-добровольцы садились перед кнопкой и лампочкой. Нажимая кнопку, они время от времени видели зеленый свет, но одно не всегда следовало за другим. В конце Абрамсон и Аллой спрашивали, в какой мере вспышки света зависели от действий добровольцев.
С помощью экспериментов психологи хотели обнаружить различия между теми, кто находится в депрессии, и остальными. Согласно теории, на которую опирались Абрамсон и Аллой, из-за депрессии студенты должны были недооценивать связь между нажатием кнопки и загорающейся лампочкой или, по крайней мере, считали бы, что имеют меньше контроля, чем те, у кого депрессии нет. Однако, к удивлению, оценки студентов с депрессией были весьма точны, а во второй группе добровольцы то преувеличивали (когда свет загорался часто и когда за вспышку полагалось вознаграждение), то недооценивали свою власть над лампочкой.
Обнаруженную закономерность Абрамсон и Аллой позже назвали "депрессивным реализмом". Их научная статья, где описаны эксперименты с кнопкой и лампочкой, за прошедшие 43 года была процитирована несколько тысяч раз. В недавнем разговоре с The New York Times психолог Дон Мур из Калифорнийского университета в Беркли сказал об этом исследовании: "Его влияние огромно. Оно так глубоко проникло в науку и поп-культуру, что его трудно обойти стороной".
За пределами академии депрессивный реализм вправду обсуждают с охотой, а подчас с жаром. Как правило, существование этого феномена не вызывает сомнений, но толкуют его по-разному. "Депрессия порождает объективность. Недостаток объективности оздоравливает мышление, делает его более адаптивным и устойчивым [к неприятностям]", — говорят одни, ссылаясь на последующие исследования Абрамсон, Аллой и работы о благотворном влиянии оптимизма.
"В глубинах меланхолии мы обнаруживаем, что поверхностное состояние счастья в значительной степени является способом не быть живым. Психическое здоровье, позитивная психология и распространенные методы терапии, такие как когнитивно-поведенческая, требуют, чтобы мы хранили молчание и поддавались иллюзиям до самой смерти", — проповедуют другие, цитируя философов вроде Артура Шопенгауэра и исследования, где выявлена польза грусти.
На что указывают данные?
Хотя гипотезу о депрессивном реализме проверяли в десятках исследований, верна она или ошибочна, все еще до конца не ясно. Многие эксперименты, где ее проверяли, были попросту неудачно спроектированы.
- Во-первых, чтобы говорить о реалистичности представлений участников, нужен "объективный стандарт реальности" — то, с чем можно сопоставить эти представления. Но нередко группы людей с депрессией и без нее сравниваются только друг с другом.
- Во-вторых, о депрессии у добровольцев, как правило, судят по опросникам, которые те сами заполняют. Этот метод считается менее надежным, чем структурированное клиническое интервью. Возможно, зачастую уместнее было бы говорить не о депрессии, а о дисфории (и иногда так и делают!). Впрочем, проблему оценки это не решает.
В худшем случае попытка исследовать депрессивный реализм имеет мало общего как с депрессией, так и с реалистичностью. Некоторые же считают, что задания, как у Абрамсон и Аллой, в принципе не годятся для проверки того, как люди воспринимают положение вещей, а депрессивный реализм — скорее лабораторный артефакт, чем еще что-то.
Даже первые эксперименты Абрамсон и Аллой показывали, что, если феномен — тогда еще не названный — вправду существует, то лишь при определенных условиях. В 1988 году, делая обзор накопившихся исследований, они попробовали обрисовать границы депрессивного реализма.
- Участники без депрессии преувеличивают собственные достижения, но трезво смотрят на результаты других людей. Те, у кого депрессия есть, наоборот, реалистично оценивают свои успехи и преувеличивают чужие.
- Участники без депрессии в присутствии людей делают более оптимистичные суждения, чем когда остаются одни. С депрессией же окружение не играет почти никакой роли.
- Те, у кого есть депрессия, по горячим следам судят о произошедшем трезво, а спустя время — пессимистично. Остальные смотрят на вещи оптимистично что сразу, что погодя. Правда, к 1988 году на этот счет было всего несколько работ.
- В двух вышедших к тому времени исследованиях проверили, как взгляды на вещи и событие связаны с тяжестью состояния. В одном участники с легкой и умеренной дисфорией показали сопоставимые результаты. Во втором участникам давали ознакомиться с характеристикой их личности (ученые целиком ее выдумали). Студенты без депрессии или с легкой формой расстройства оценили характеристику благосклоннее, чем те, у кого была умеренная или тяжелая депрессия.
- Возможно, восприятие предопределено не подавленным настроением, а еще чем-то, что связано с настроением, например самооценкой. Данные на этот счет были противоречивые, как, впрочем, и касательно остальных перечисленных закономерностей.
В 2012 году американские психологи Майкл Мур и Дэвид Фреско опубликовали новый обзор работ о депрессивном реализме, которых к тому времени вышло больше сотни. Правда, достаточно подробных набралось всего 75 исследований. В них поучаствовали 7,3 тыс. человек из США, Канады, Англии, Испании и Израиля — выборка не отличалась культурным разнообразием, а вдобавок почти нигде не были указаны пол и возраст добровольцев. Однако кое-что Мур и Фреско все же выяснили.
Исследования, где представления сопоставлялись с объективным стандартом, в основном подтвердили гипотезу о депрессивном реализме. Участники с депрессией или дисфорией довольно трезво смотрели на вещи, а остальные — в радужном свете. Но показатели внутри этих двух групп также заметно различались. Кроме того, в одних исследованиях разница получилась большой, а в других нет. В среднем же эффект оказался маленьким.
Чтобы объяснить разбросы в данных, Мур и Фреско заключили, что в проанализированных ими исследованиях на самом деле речь идет о разных гипотезах. Согласно слабой, люди с депрессией или дисфорией менее предвзяты по сравнению с остальными, то есть могут заблуждаться, но меньше. Сильная же предполагает, что такие люди не просто более объективны — в подавленном настроении вещи видятся им более-менее такими, какие они есть. Кроме того, можно сформулировать гипотезу так, что она займет промежуточное положение между первыми двумя, например уточнив, в какую сторону предвзяты люди в обеих группах.
Посмотрев на исследования под таким углом, Мур и Фреско пришли к выводу, что результаты психологических экспериментов согласуются со слабой или "промежуточными" гипотезами о депрессивном реализме, а с сильной — лишь частично. Правда, они оговорились, что без ответа остаются важные вопросы, например можно ли объяснить депрессивный реализм не депрессией, а тревожностью, которая очень часто встречается вместе с этим расстройством.
"Эффект депрессивного реализма далеко не универсален. Тогда встает вопрос для будущих исследований: при каких обстоятельствах и у каких групп людей он возникает?" — подытожили Мур и Фреско.
Что значит "депрессивный"?
Во времена, когда Абрамсон и Аллой проводили первые эксперименты, в психиатрии происходил слом. Прежние представления об устройстве психики проистекали из психоанализа. В этой традиции нетрудно найти место депрессивному реализму. Директор Центра психологического консультирования НИУ ВШЭ Ирина Макарова в телефонном разговоре вспоминает теорию Мелани Кляйн о стадиях развития человека: "С депрессивной позиции человек принимает сложность и амбивалентность мира. К нему приходит понимание: не мир вращается вокруг меня, а я часть этого мира, и то, что я хочу получить, скорее всего, я от него не получу. Но это не значит, что я не могу жить в этом мире. В этом суть депрессивной позиции. Но при тяжелых формах депрессии человек так прибит, что у него не остается энергии жить, любить, наслаждаться жизнью".
В 1960-х годах психоанализ потерял былую респектабельность, а в моду вошел когнитивный подход. Так появилась когнитивно-поведенческая терапия (КПТ) — один из лучших методов помощи людям с депрессией, эффективность которого подтверждена многими исследованиями. В основе КПТ лежит предпосылка, что при депрессии представления о себе и мире омрачены, а это мешает ясно воспринимать реальность. Цель терапии — в том, чтобы человек научился отслеживать дурные мысли, понимал, откуда они берутся, и благодаря этому вырывался из их власти. Считается, что, когда это удается, депрессия проходит.
Из-за экспериментов Абрамсон и Аллой возник парадокс: если депрессивный реализм действительно существует, то почему работает КПТ?
Парадокс можно частично разрешить, обратившись к теории депрессии, которую в 1989 году сформулировали Абрамсон, Аллой и психолог Джеральд Металски. По их мнению, иногда предрасположенность к расстройству обусловлена мрачным, не оставляющим надежды взглядом на причины и последствия событий. Поскольку эти представления не обязательно ошибочны (вообще-то жизнь вправду бывает паршивой), в терапии следует уделять больше внимания тому, что можно предпринять в сложившихся обстоятельствах. Это не противоречит принципам КПТ, а только позволяет найти наилучший подход к человеку.
Впрочем, даже сами Абрамсон, Аллой и Металски называли "безнадежную" депрессию всего лишь одной из разновидностей расстройства. Общепринятой теории возникновения депрессии или ее типов по-прежнему нет. Ученые надеются, что исследования депрессивного реализма помогут создать такую теорию или хотя бы отбросить неверные (а заодно усовершенствовать КПТ).
О чем в научной литературе про депрессивный реализм почти не говорят, так это о недостатках самого понятия "депрессия". Примерно в то время, когда вышла работа об экспериментах с кнопкой и лампочкой, в руководствах для психиатров депрессию стали определять как симптомы, возникающие вместе в разных сочетаниях. Вопрос о причинах расстройства оставили открытым: казалось, в клинической практике он имел второстепенное значение.
Другое дело — исследования. Немецкий психолог Айко Фрид среди прочего отметил в Twitter, что существует примерно 280 шкал для оценки тяжести депрессии. В семи самых распространенных перечислены более 50 симптомов. Эти симптомы не всегда коррелируют, а иногда являются противоположностью друг друга: при депрессии бывает как обжорство, так и потеря аппетита; как сонливость, так и бессонница. Проявления депрессии у двух людей могут не иметь почти ничего общего.
Можно предположить, как это сделал психиатр Джоэль Пэрис в книге Overdiagnosis in Psychiatry, что на самом деле депрессией называют по ошибке несколько разных расстройств, или следом за Фридом посмотреть на нее как на "сеть симптомов", а не как отдельную болезнь. Возможно, дальнейшие исследования депрессивного реализма действительно помогут прояснить, что есть что. Но также не исключено, что депрессивным его называть перестанут.
Многообразие симптомов, которые связывают с депрессией, приводит к тому, что практически каждый человек в какой-то момент находится в состоянии, соответствующем диагностическим критериям. "Граница нормы и патологии размывается. Мы перестали рассматривать депрессию как клинический диагноз. Мы говорим: "Что-то я себя плохо чувствую — наверное, у меня депрессия", — объясняет Ирина Макарова. Оказавшись в таком положении, одни рассматривают его как помеху для достижения целей. Другим же тягости кажутся неотъемлемой частью человеческого существования.
Возможно, так и появляются эссе о депрессивном реализме вроде процитированных в начале. В них феномен, обнаруженный Абрамсон и Аллой, используют как предлог, чтобы порассуждать, как правильно жить. Но стоит помнить, что наука не в состоянии ответить на вопросы о добродетелях. Что до депрессивного реализма, то исследователи не оставляют попыток разобраться, в чем дело.
Марат Кузаев