"Биноминальная система" — звучит мудрено, мы все знаем со школы, о чем идет речь: это названия из двух слов на латыни, где первое указывает на род, а второе — на вид внутри этого рода. Например, человек — это Homo sapiens (а обыкновенная сорока, вы не поверите, Pica pica). Полное название книги Стивена Херда, "Усоногий рак Чарлза Дарвина и паук Дэвида Боуи: Как научные названия воспевают героев, авантюристов и негодяев", намекает, что иногда ученые используют эту систему весьма нетривиально. А первым стал это делать шведский натуралист Карл Линней, который и ввел ее в оборот еще в XVIII веке и с которого начинается приведенный отрывок.
Когда Карл Линней изобрел двойные, биноминальные, латинские названия, он предоставил ученым возможность называть новые виды в честь каких-нибудь замечательных или выдающихся людей. Но как с помощью любого инструмента можно что-то построить или разрушить, так и с помощью латинских названий можно кого-то восславить, а кого-то и опозорить. Линней был первым, кто с помощью видовых названий воздал дань уважения ученым, жившим до него, но он же первым поддался искушению и использовал латинские названия, чтобы уязвить тех, к кому испытывал неприязнь. Первым, но далеко не последним.
В своей самой известной работе "Система природы" (Systema Naturae) Линней предложил новую систему классификации растений, основанную на строении органов размножения (так называемая половая, или брачная, система), согласно которой растения распределялись по классам и отрядам исключительно по количеству, размеру и расположению тычинок и пестиков в цветках (тычинки — мужские органы, содержащие пыльцу, а пестики — женские, содержащие семязачатки). Например, в группу Octandria Monogynia он объединил растения с восемью тычинками и одним пестиком (Octandria от греческого octo — "восемь", andros — "мужчина" и Monogynia от греческого mono — "один" и gyne — "женщина"). Формулировки Линнея местами были довольно смелыми. Например, он описывал Octandria Monogynia как "восемь мужчин и одна женщина в брачных покоях" и прямо приравнивал рыльце пестика к вульве, а столбик — к влагалищу. Он весьма красноречиво (и по тем временам весьма эротично) описывал это в своем раннем труде "Введение к помолвкам у растений" (Praeludia sponsaliorum plantarum): "Лепесток цветка сам ничего не вносит в воспроизведение, но служит только брачным ложем, которое Великий Творец устроил так прекрасно и украсил таким драгоценным пологом, наполнив благоуханием, дабы жених со своею невестой могли отпраздновать в нем свадьбу с величайшей торжественностью. Когда ложе готово, наступает время жениху обнять свою дорогую невесту и излиться в нее".
Не всех современников устраивали столь откровенные описания с эротическим подтекстом. Особенно возмущался ботаник из Пруссии Иоганн Сигезбек, который в своем труде "Ботанософия" (Botanosophiae, 1737) осудил систему Линнея как "непристойную", выступая против идеи, что цветы могли предаваться такому "мерзкому распутству", и вообще не стеснялся в выражениях. Прежде Сигезбек и Линней вели дружескую переписку, но Линней всегда плохо воспринимал критику с его стороны. Он отомстил Сигезбеку, назвав его именем новый вид Sigesbeckia orientalis. В чем же тут месть? Дело в том, что сигезбекия — мелкий, неприятно липучий и довольно непривлекательный на вид сорняк, к тому же с крошечными цветками. Учитывая аналогию, которую Линней явно проводил между половыми органами человека и растений, вид с крошечными цветками он выбрал неслучайно. Намек вовсе не такой уж тонкий: ранее в том же 1737 году Линней опубликовал труд "Критика ботаники" (Critica Botanica) и в нем ясно изложил принципы, по которым следует строить латинские названия. Один из принципов гласил, что между растением и ботаником, в честь которого оно названо, должна быть четкая связь и желательно сходство. Так что не заметить намеренного оскорбления в названии "сигезбекия" было невозможно. Или, по крайней мере, невозможно было долго его не замечать. Сигезбек сначала поблагодарил Линнея в письме за оказанную честь, но тогда он еще не видел самого растения. Потом он все понял, и до конца жизни Сигезбек с Линнеем так и оставались врагами.
Половая система классификации растений Линнея, основанная на количестве тычинок и пестиков в цветке, оказалась не слишком удачной. Строение органов размножения, безусловно, очень важно, но одного подсчета тычинок и пестиков явно недостаточно. Этой системой вскоре перестали пользоваться, в том числе и сам Линней. Ей на смену пришли другие, построенные на совокупности многих существенных признаков, дающих возможность систематизировать разнообразие растений более естественным (и более соответствующим эволюции) способом. Так что возражения Сигезбека со временем утратили актуальность; а вот название "сигезбекия" до сих пор в ходу, и сигезбекия восточная по-прежнему невзрачный сорняк, липкий и неприятный.
На самом деле Линней не говорил прямо, что название "сигезбекия" задумано им как оскорбление (хотя не заметить это довольно трудно). Но в отношении некоторых других названий, приведенных в труде "Критика ботаники", он был честнее. Среди них пизония — колючее и "зловещее" дерево, названное в честь Виллема Пизо, чьи работы по флоре Бразилии иногда считались заимствованными из ранних трудов Георга Маркграфа; эрнандия — дерево с красивыми листьями, но неприметными цветками, получившее название в честь Франсиско Эрнандеса, работы которого были, по мнению Линнея, в высшей степени бесполезными; род дорстения — группа травянистых суккулентов из семейства тутовых (к которому относится шелковица), "чьи цветы невзрачны, словно уже миновали пору расцвета и увядают, [что] напоминает работы [Теодора] Дорстена". Впрочем, Пизо, Эрнандес и Дорстен давно умерли к тому времени, когда Линней выразил свои чувства к ним в научных названиях. Только Сигезбек был жив и мог почувствовать себя уязвленным.
Для того чтобы догадаться, что Линней намеренно старался оскорбить Сигезбека, нужно уметь читать между строк, — впрочем, Линней вообще редко объяснял, почему давал те или иные названия. Пизония, эрнандия и дорстения — исключения из правил. В этом Линней был не одинок: в те времена этимологию названий не объяснял почти никто. Только в XX веке систематики стали давать пояснения к названиям (хотя и сейчас это скорее рекомендация, чем требование). Но, даже объясняя происхождение названия, мало кто из систематиков станет открыто заявлять, что хочет кого-то оскорбить. Тем не менее именно так поступил Вернер Гройтер, чьей мишенью стал чешский ботаник Иржи Понерт. В 1973 году Понерт опубликовал статью, в которой описал 254 новых вида растений из Турции и присвоил им названия. Ботаническое сообщество было удивлено, так как Понерт был тогда весьма молод и в Турции не работал. Вскоре выяснилось, что он просто взял растения, которые показались ему новыми, из недавно опубликованного описания флоры этого района и дал им свои собственные видовые названия (просто переведя эти описания на латынь, что соответствовало стандартным требованиям для присвоения названий новым видам в то время). Самих описанных им растений он почти наверняка не видел. Как оказалось, ничто из этого не противоречит Международному кодексу ботанической номенклатуры, поэтому названия Понерта считаются законными, но большинство ученых сочло его подход к публикациям в лучшем случае сомнительным. Гройтер отреагировал довольно изобретательно: в 1976 году он назвал греческий вид клевера Trifolium infamiaponertii — буквально "трилистник бесчестия Понерта". В довольно язвительном примечании Гройтер пояснил, что название напоминает о неподобающем поступке Понерта, давшего названия растениям, которых он в глаза не видел.
Название Trifolium infamiaponertii не оставляет сомнений в том, что Гройтер имел в виду именно Понерта. Однако куда чаще, чтобы понять, что хотел сказать ученый, приходится читать между строк и собирать подсказки из разных источников. Например, через два столетия после того, как Линней дал название сигезбекии, два палеонтолога (тоже из Швеции, хотя, конечно, это совпадение) для той же цели использовали названия давно вымерших видов, обменявшись на редкость обидными оскорблениями. Чтобы понять, в чем заключались эти оскорбления, нужно провести целое расследование.
Эльза Варбург и Орвар Исберг занимались палеонтологией беспозвоночных, и их научная деятельность пришлась на период между двумя мировыми войнами. Варбург была еврейкой, а Исберг симпатизировал ультраправым (во время Второй мировой он вступил в шведскую пронацистскую оппозиционную партию Svensk Opposition). Мир шведской палеонтологии был весьма тесен, так что они наверняка часто виделись и, хотя письменных свидетельств тому почти нет, явно не слишком друг другу симпатизировали.
Первый выстрел в этой дуэли сделала Варбург. В 1925 году в своей докторской диссертации она назвала в честь Исберга род трилобитов. Хотя она любезно поблагодарила Исберга за сбор окаменелостей, с которыми работала, название определенно не было почетным. В новом роду Isbergia было два вида, которые Варбург назвала Isbergia parvula и Isbergia planifrons. Сами по себе оба названия вполне обычные; у других трилобитов видовые эпитеты ничуть не лучше. Но, учитывая контекст, в котором это все происходило, их смысл был весьма прозрачен. По-латыни parvula означает "мелкая", "незначительная" или "пустячная", а planifrons — "плоскоголовый". В свете политических убеждений Исберга последнее название было особенно обидным (а Варбург сделала I. planifrons типовым видом этого рода). Ультраправые утверждали, что широкая, плоская форма черепа — признак умственной неполноценности, и считали ее принадлежностью "отсталых, неспособных к созиданию" рас (как писал французский антрополог Жорж Ваше де Лапуж, за работу которого с энтузиазмом ухватились нацисты). Назвав трилобита Исберга "плоскоголовым", Варбург обратила эту отвратительную доктрину против ее же приверженца. Подобный намек нельзя было оставить без ответа.
Через девять лет Исберг нанес ответный удар: назвал род вымерших моллюсков Warburgia. Как и Варбург, в своем описании он начал с любезной благодарности в адрес коллеги за предоставленные экземпляры, но множество признаков говорят о том, что благодарность была неискренней. Во-первых, Варбург была женщиной внушительной комплекции, и, хотя Исберг дал названия 20 новым родам (некоторые из них по образцам, предоставленным Варбург), род, который он назвал в ее честь, имел особенно "толстые и раздутые" раковины. А на тот случай, если бы этот намек был непонятен, в роде Warburgia он описал четыре вида: Warburgia crassa (что значит толстая), Warburgia lata (широкая), Warburgia oviformis (яйцеобразная) и Warburgia iniqua (вредная или несправедливая). Как описательные названия, они не очень полезны, тем более что виды мало отличаются по форме, но намек, повторенный в первых трех названиях, был весьма красноречивым. Наконец, он указал, что этот род лучше всего отличать от его близких родственников по четкому следу на раковине, оставленному аддуктором, замыкающим мускулом. При чем тут все это, спросите вы. Дело в том, что Исберг писал по-немецки и для обозначения мускула использовал термин Schließmuskel — у людей этим словом обозначается сфинктер, или задний проход. И в следующем же предложении он пишет, что назвал род в честь Эльзы Варбург. Сам по себе каждый элемент описания варбургии ничем не примечателен: некоторые моллюски действительно толще других, многие носят названия вроде crassa и oviformis, и нет никаких причин, почему при описании рода нельзя использовать термин Schließmuskel. Но если посмотреть на картину в целом, умысел Исберга нельзя не заметить.