Родившись в селе Попадкино тогда еще Владимирской губернии, биологом он стал почти случайно. Хотел пойти на популярную в то время специальность физика (словами "электрификация" и "механизация" даже называли детей). Но с первого раза не поступил и ушел в армию — как раз накануне Второй мировой войны.
Чудом не погиб еще в 1939 году: все его товарищи из того призыва были отправлены на Балтийское море и пали в первые месяцы войны. Сам он воевал в составе Черноморского флота, лишился нескольких пальцев на руке и уже со второго захода поступил в Московский университет. И снова попал в пекло, но на этот раз уже идеологическое: в конце 40-х годов в биологии шла борьба с классической генетикой. И снова его научную карьеру спас случай… Но — здесь мы предоставляем слово самому ученому.
О "войнах с генетикой"
В 1948 году я заканчивал биолого-почвенный факультет. Экзамен по биохимии сдал хорошо, воодушевился и в тот же день пошел без подготовки сдавать генетику. Курс тогда читал доцент Сос Исаакович Алиханян. Он мне поставил тройку. Не вытянул я эту тему на четверку. Тем не менее остальные экзамены я сдал неплохо и получил рекомендацию в аспирантуру.
Тут как раз началась война властей с генетикой. Прошла знаменитая сессия ВАСХНИЛ с академиком Лысенко. На биофак назначили нового декана — философа из Ленинграда, профессора ЛГУ Исая Израилевича Презента. Он решил сам на приемной комиссии посмотреть каждого кандидата в аспирантуру. Оценить лично, так сказать, его качества.
В 1930-е годы классическая генетика стала объектом критики со стороны части советских ученых. Во главе их стоял авторитетный агроном Трофим Лысенко. Он отвергал ген как носитель наследственной информации, считал, что организм способен меняться под влиянием внешней среды, передавая новые признаки следующим поколениям. Идею генетиков о случайных мутациях, которые закрепляются и передаются по наследству, "лысенковцы" отвергали. Лысенко обещал, что с помощью его методов возможно получение высокоурожайных сортов (пород) в очень короткие сроки.
В 1940 году был арестован главный оппонент Лысенко — генетик Николай Вавилов. Он умер в тюрьме три года спустя. Августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 года стала триумфом "лысенковщины". На сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина классическая генетика была объявлена лженаукой, а ученые, занимавшиеся ею, подверглись критике и репрессиям. Генетика как наука была реабилитирована в СССР только в 1965 году.
Итак, народ толпится перед кабинетом. Он задает вопросы, выслушивает, некоторых принимает, некоторым отказывает. Захожу я. "А что это вы имеете тройку по генетике?" — "Исай Израилевич, но я сдавал классическую генетику". — "О, молодец какой. Взять его!" Лысенко как раз боролся против классической генетики. И боролся с активным участием этого самого Презента. Презенту понравилось, что я плохо сдал эту дисциплину. Так меня по иронии судьбы взяли в аспирантуру.
Об отношении к "лысенковцам"
После 1948 года, как только прошла сессия ВАСХНИЛ, началось гонение на крупных ученых — в том числе на биофаке. Их увольняли и заменяли другими учеными. Была чистка всего факультета. Многих крупных ученых сократили, уволили. Юдинцева, того же Алиханяна. Многих, кто мог плодотворно вести работу, отстранили. Это вызывало очень большое недовольство коллектива факультета.
Лысенко к нам приезжал, два раза выступал. Ему задавали вопросы. Он мало знал физиологию растений. Ему говорили про достижения наших биохимиков, а он: "Ну, биохимики только белые халаты носят". Он настроил высокое руководство против ученых, которые оставались в университете, которые плодотворно работали.
Уже после смерти Сталина меня пригласили в ЦК в отдел науки и учебных заведений. И там проверяли мое отношение к сессии 1948 года. Я говорил, что встречался с Лысенко несколько раз. Прямо сказал, что особой научной силы он не имеет, но какие-то достижения по сельскому хозяйству имеются. Так и сказал, и меня все равно взяли.
О работе в Англии
В конце 1959 года я поехал на стажировку в Англию. Это была первая после сталинского времени попытка отправить стажироваться за границу специалистов разных направлений. И медиков, и технологов. Я к этому времени готовился активно участвовать в разработке антибиотиков из группы актиномицинов. Закончил кандидатскую и был рекомендован ЦК.
Я хотел попасть в Лондонский университет, но послали в Лидский — это на севере английского сапога. Антибиотиками они не занимались, и по своей специальности мне там делать было нечего. Так что я работал с местным профессором, помогал ему. Изучал методы использования и получения ряда ценных продуктов обмена веществ.
Работы у них велись по другой методике. Все необходимое не надо было искать где-то на складах, доставать где-то у других специалистов. Все было проще. Заказывал я, допустим, такие-то и такие-то реактивы. Утром приходил, а эти препараты уже находились на рабочем месте. И не нужно было никуда обращаться за разрешениями.
Поразило, что англичане — даже образованные — абсолютно не знали, что такое Россия. Но им было любопытно. Спустя три месяца супруга моего руководителя пригласила меня сделать доклад на партийной организации. А я еще плохо выражал мысли (хотя нас готовили в Москве в Институте иностранных языков, и уже в Англии я брал уроки). "Ничего, послушаем, как живут в Советском Союзе". Я согласился. И собралось человек около 30. Я, как мог, рассказал, и начались вопросы. Особенно парнишка лет 12–13 меня измучил вопросами о шпионах. Я спокойно отвечал ему, что ваших шпионов мы ловим, а вы про наших шпионов говорите, но еще ни одного не поймали.
О науке в СССР
Нам часто приходилось биться за то, чтобы нас обеспечивали необходимыми материалами, техническими средствами. Это не всегда удавалось. Но никаких резких выпадов, возмущения с нашей стороны не было. Не вспоминаются такие случаи.
Работы, конечно, были полузакрытые. Кандидатскую диссертацию мою ("Изучение условий образования ряда антибиотиков и фибринолитических веществ") передали в спецхран. Трудности большие были с доступом к иностранным материалам, с сотрудничеством.
Отдел в библиотеке, доступ к которому есть не у всех. В этих отделах находились издания, ознакомление с которыми широкой публики считалось нежелательным по идеологическим соображениям, а также отнесенные по различным соображениям к категории "Для служебного пользования" или "Секретно".
Сессия ВАСХНИЛ закрыла путь западным ученым к активному участию в совместных работах. Нужно было самим многие вопросы решать здесь. А дальше началась холодная война, отношения были напряженными. Помню, нам отказались продать технологию производства пенициллина. Была выделена группа, уехала в Лондон вести переговоры. Англичане и американцы вначале согласились продать, но потом отказали. Наши удвоили сумму — те все равно отказались.
Но зато у нас шло активное сотрудничество в самом Союзе. В 1960-х меня пригласили в ЦК руководить сектором вузов Отдела науки и учебных заведений. Тогда 32 крупнейших вуза страны находились в подчинении Министерства образования. Мы периодически собирались с учеными всего Союза и обсуждали проблемы работы, исследования, которые велись в первую очередь.
Быстро пошли в гору методы, которые как-то дремали. Были начаты крупные работы физико-технического направления. Строились военные корабли. Активно шла работа и по космосу, и в других сферах. Многие, кстати, подключились к работе с антибиотиками. Мы разработали самый хороший метод производства и получения антибиотиков. У нас действовало пять крупных заводов по производству разнообразных антибиотических веществ. Всю Восточную Европу мы ими снабжали!
О перестройке
После 1985 года началась перетряска работников высшей школы всех уровней. Снимались ректоры, ставились новые. Менялись технологии работы. Разрабатывались новые линии удачные. А потом, когда наступил 1992 год, — вообще прекратились исследования. Был у нас такой Экономической институт. Он занимался перестройкой всей системы экономики. Его прикрыли. Очень резко сказалось ухудшение работы вузов по всем направлениям.
Наш министр образования Вячеслав Елютин — замечательный министр — был уволен в 1985 году.
Все заместители были сокращены и уволены. Ставились новые работники. Они были менее подготовленными. Вузы были переданы республикам, которые выходили из состава Союза. Меня тоже сократили, но я продолжал работать заведующим кафедрой без оплаты труда. На общественных началах, так сказать. И я долго так работал. А там новые направления и подходы работы.
Открытий, конечно, стало меньше. Но надо сказать, что и открыть новый антибиотик вообще довольно сложная задача. Надо получить микроб, который его образует. Это много исследований нужно провести, нужны производства мощные. Антибиотики уже сейчас китайцы, японцы очень много выпускают. И уже нам выводить их не удается. А мы раньше их обеспечивали тоннами, десятками тонн чистых препаратов.
О проблемах антибиотиков
Везде, где применяют антибиотики, возникают устойчивые к ним формы микробов. Так было всегда. И это, конечно, проблема. Но, думаю, антибиотики еще будут работать долго. Я думаю, что те методы, те приемы, которые уже разработаны, их будут использовать и дальше. А что и как — я боюсь сказать. Пенициллин с 1940 года — и до сих пор используется. Открывают новые варианты, измененные формы. Многое зависит от слаженной работы разных научных групп, институтов.
Записал Антон Солдатов