Все новости
Огненный меч над Богемским лесом.
Огненный меч над Богемским лесом.
Огненный меч над Богемским лесом.
Огненный меч над Богемским лесом.
Огненный меч над Богемским лесом.
Фрагменты новых книг

Огненный меч над Богемским лесом. Фрагмент книги о немцах во время и после Второй мировой

© Издательство "Альпина нон-фикшн"
В издательстве "Альпина нон-фикшн" выходит книга историка Моники Блэк о Германии во время и сразу после Второй мировой войны. ТАСС публикует отрывок о дурных предзнаменованиях, которые немцы, проигрывая, все чаще замечали вокруг себя

Для нас немцы во Второй мировой войне — прежде всего те, кто напал на Советский Союз и устраивал зверства в концентрационных лагерях. Но большинство немцев остались в Германии и сначала жили более-менее обычной жизнью (а когда война закончилась, пытались к ней вернуться). О них мы знаем не так много. Книга "Земля, одержимая демонами: Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии" Моники Блэк, автора ранее переведенной на русский язык "Смерти в Берлине", закрывает эту брешь.

В Лемго, как и во всей Германии, жизнь евреев стала еще более нестабильной в годы после "Хрустальной ночи". Евреи жили в Лемго с XIV в. В 1900 г., на пике численности населения города, 111 из 8148 его жителей были евреями. К 1942 г. остались лишь 22 человека, в основном пожилые люди. Уже в конце июля того же года многие горожане пришли на рыночную площадь посмотреть, как забирают последних соседей-евреев для депортации.

Что происходило в умах тех, кто собрался на площади, чтобы стать свидетелем этого изгнания? По крайней мере некоторым, как нам известно, происходящее показалось тревожным, более того — опасным. Они предупреждали, что "германской нации следует ждать Божьей кары" за такое обращение со стариками, людьми, "неспособными обидеть и мухи". Это была непопулярная точка зрения, но, высказанная, она не могла остаться неуслышанной. Она существовала, она прозвучала. Позднее, когда все узнали, какая судьба постигла евреев Лемго, кто-то, безусловно, вспомнил, что слышал эти слова. Или произнес их.

Большинство немцев оставались по большей части равнодушными к гонениям на соседей-евреев. Некоторые, однако, усматривали в том, как велась война — как бесчеловечная, апокалиптическая кампания, затягивавшая в свой водоворот даже стариков, — не только опасность, связанную с насилием, пушками и падающими с неба бомбами, но и опасность духовную. На последних катастрофических этапах Второй мировой войны некоторые задавались вопросом, не кара ли это Небесная. "У немцев тревога по поводу своей вины соединялась с чувством, что сами они жертвы", — пишет историк Николас Штаргардт. Люди стали прислушиваться к любым гипотезам, перебирать множество вариантов исхода. Практически каждый занялся предсказанием будущего и стал мастером чтения знаков.

Модель вовлечения в умозрительные толкования, движимые страхом и жалостью к себе, с особой силой проявилась после того, что Штаргардт считает поворотным моментом войны для Германии, — после бомбардировки Гамбурга. Больше недели в конце лета 1943 г. британские и американские бомбардировщики атаковали город с воздуха. 34 000 человек было убито, большая часть второго по величине города в Германии сожжена до основания. Союзники назвали эту кампанию операцией "Гоморра" — по закосневшему в грехах городу, стертому Богом с лица земли в "Бытии". Это название, безусловно, было призвано передать нечто большее, чем просто разрушительную мощь. "Гоморра" — это было заявление о том, на чьей стороне Бог. Это было пророчество. На определенном уровне союзники понимали, что моральную тревогу можно использовать в качестве оружия и что война, в которой они сражаются, способна пробудить древний страх перед мстительными богами. "Наш родной город умирает, — сказал пастор своим прихожанам после бомбардировки Гамбурга. — Должны ли мы винить в этом Королевские ВВС?" Нет, заключил он; здесь действовала не только рука врага, это была "Его рука"!

Пастор отчетливо понимал: знаки должны быть прочитаны. Они неочевидны; их необходимо расшифровать. Пока тянулась война, стали множиться предсказатели всех мастей. Некоторые немцы проводили прямую связь между бомбардировкой Гамбурга и гонениями на евреев. Нацистское государство фактически поощряло эту интерпретацию, во всяком случае ее версию. Чтобы укрепить решимость народа, министр пропаганды Йозеф Геббельс распространил мысль, будто бомбы союзников — это "месть евреев": евреи использовали свое влияние на Вашингтон и Лондон, чтобы разрушить Германию. Однако после Гамбурга эта идея зазвучала по-своему. По всей стране немцы шептались, что это возмездие за Kristallnacht. Во многих городах, в том числе в Гамбурге, на месте, где когда-то стояли синагоги, были сооружены грандиозные бетонные бункеры. Из-за этого все большему числу людей бомбы виделись Божьей карой.

Надеясь взбодрить нацию, Геббельс пообещал чудеса, в том числе "чудо-оружие", которое изменит ход войны. Он поручил своим сотрудникам печатать и анонимно рассылать по почте пророчества, предсказывающие окончательный триумф Германии. Распространялись старые легенды и отрывки из фольклора, изображающие сияющий, величайший Германский рейх, символом которого являлась огромная птица, укрывающая птенцов, — сюрреалистический образ человеколюбия в разгар войны на уничтожение. Популярные песни с такими названиями, как "Все наладится" и "Это не конец света", заполнили радиоэфир, призывая к стойкости. Другие — "Не тревожься об этом", "Я знаю, однажды случится чудо" и "Купи себе яркий шарик" — создавали впечатление, что проблемы ушли. Однако бомбы продолжали падать, и фронт подходил все ближе. В преддверии конца уже невозможно было остановить поток слухов, заполонивших каждый уголок рейха.

Итак, люди делали то, чем издавна занимались перед лицом бездны, — выискивали предзнаменования в природе. Они высматривали свидетельства вердикта, милости или наказания, пытаясь осмыслить окружающий мир, который рушился у них на глазах. Осенью 1944 г. в Судетах появились сообщения о громадном дымном облаке на востоке и окровавленном кулаке, потрясаемом с угрозой. В Нижней Силезии видели, как Солнце "пляшет", и кажется, в любой момент может столкнуться с Землей. Свидетели верили, что мир вскоре "погрузится в огнь и тьму". Огненный меч материализовался над Богемским лесом. Кто-то наблюдал огромный крест в небесах, с полной луной в центре. Во Фризойте, в Нижней Саксонии, местный житель, наделенный даром предсказателя, имел видéние: весь его городок поглотило пламя.

Эта апокалиптичность не была беспричинной. Адольф Гитлер отказывался допустить повторение того, что случилось в 1918 г., когда закончилась Первая мировая война, финал которой многие немцы считали позорной капитуляцией. Нацистская верхушка преисполнилась решимости сражаться до самого конца, каким бы он ни был. "Война продолжалась, — пишет историк Ричард Бессель, — не только из каких-то стратегических соображений, но и ради нее самой". Мальчиков-подростков отправляли воевать едва обученными, старикам и юнцам вручали противотанковые ружья, чтобы они шли защищать родину. Солдат бросали в самоубийственные бои, в которых у них не было шанса на победу. К осени 1944 г. на Восточном фронте умирали по 5000 немецких солдат ежедневно. За один лишь январь 1945 г. погибли 450 000 солдат вермахта — намного больше, чем потеряли Соединенные Штаты и Великобритания за всю войну.

И чем дольше немецкая армия пыталась удержать свои, все более плачевные, позиции, тем более смертельно уязвимым становилось гражданское население перед военными действиями. К весне 1945 г. порядка 19 млн человек были эвакуированы из городов в сельскую местность, чтобы спастись от бомб, либо бежали на запад от Советского Союза, оккупирующего восточногерманские территории. Среди них было много женщин, которые брели пешком, таща на себе все, что у них еще оставалось, иногда вместе с детьми. Им негде было остановиться, почти нечего есть, и они были совершенно беззащитны перед насилием со стороны местных жителей и вторгшихся военных. По мере ослабления воздушной обороны Германии союзнические бомбардировки городов стали более интенсивными и губительными. Воздушные налеты теперь достигали юга и востока страны, до сих пор считавшихся относительно безопасными. В феврале 1945 г. до 25 000 человек были убиты в Дрездене за одну ночь бомбардировок. После этого ничего другого не оставалось, кроме как навалить горы тел на металлические решетки, облить горючим и поджечь. Они горели несколько дней.

По мере того как с востока надвигалась Красная армия, ожидание возмездия Советов — расплаты за бесчеловечную политику уничтожения, которую проводили нацисты против Советского Союза, — вызывало особую тревогу. Люди "судорожно пытались себя успокоить, рассуждая, что, возможно, в итоге все обернется не так уж плохо". Эти наблюдения, записанные анонимным разведчиком в СД в марте 1945 г., особенно поразительны. "Восьмидесятимиллионный народ, — продолжил он, имея в виду немцев, — попросту невозможно истребить до последнего мужчины, женщины и ребенка". Разумеется, "Советы не могли всерьез взяться за рабочих и фермеров, — пустился в рассуждения агент, — они нужны в любой стране". Вероятно, кто-то находил утешение в подобных оправданиях. Другие прибегали к спиртному, пользуясь "самым ничтожным поводом, чтобы выпить последнюю бутылку, приберегаемую для празднования победы... или возвращения мужа или сына". Люди открыто говорили в автобусах и поездах "среди совершенно незнакомых попутчиков" о вещах, которые "еще несколько недель назад никому и в голову не пришли бы", и в последние дни войны сосредоточивались на практических задачах, откладывая неприкосновенный запас, пытаясь найти места для укрытия или добывая яд, пистолеты и другие средства самоубийства".

Стоя перед бездной неведомых масштабов, переполненные ужасом люди спрашивали себя, что это значит, что Германия проигрывает войну, и какой смысл таится в колоссальном разгроме и разрушении жизни. Или, хуже того, понимали, что извлекать из этого нечего. "Ощущение, что во всем этом нет смысла, заставляло сотни тысяч немцев испытывать почти физическую боль", — писал агент СД. Он слышал, как люди говорили: "Мы не заслужили, чтобы все так обернулось" или "Мы не заслужили, чтобы нас ввергли в катастрофу". В конце концов, разве они не выполняли свой долг? Разве не делали то, что им приказывали? Даже в разгар ужасов войны — бомбардировок, бесконечных бессонных ночей, когда горели дома и терялись родные и друзья, — разве немецкий народ "не доходил до пределов своих физических возможностей в этой войне и не проявлял верность, терпение и готовность к самопожертвованию, невиданные ни для какой другой нации?"