Если от COVID-19 и есть какой-то толк, то он в том, что на русский язык перевели уйму старых и новых книг об инфекционных болезнях, включая грипп и, разумеется, его худшую разновидность, которая пришла сто лет назад. Произведениями об "испанке" можно заставить целую полку. "Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней" выделяется среди них оптикой: Кэтрин Арнольд переработала газетные заметки, дневники, больничные записи — местами получились настоящие репортажи из прошлого.
Общее место всех этих книг — повисающий вопрос: что если нечто подобное случится с нами? Теперь мы знаем ответ. Впрочем, читать от этого только интереснее. Хотя COVID-19 — другая болезнь, а SARS-CoV-2 — другой вирус (в начале XX в. о вирусах вообще только догадывались), да и времена не те, у происходящего сейчас и творившегося тогда удивительно много общего даже в мелочах. Например, "испанку" пытались лечить препаратом от малярии, только не гидроксихлорохином, а хинином. В приведенном отрывке найдутся и другие сходства.
Известие о том, что перемирие подписано, дошло до Новой Зеландии в девять часов во вторник, 12 ноября 1918 года. Когда новость распространилась, главные улицы всех городов были заполнены людьми и буйными сценами торжества. Трамваи перестали ходить, магазины и предприятия опустели, судебные заседания были отменены, а кинотеатры "отказались от всякой мысли развлекать публику". Повседневная жизнь остановилась, но это произошло из-за радости, а не из-за "испанки". "Кажется, у всех прохожих был флаг, на улицах их были тысячи".
В Крайстчерче шестнадцатилетний Стэн Сеймур, ученик плотника, вспоминал:
"Помню, я был на Соборной площади во время празднования перемирия. Это была самая большая толпа, которую я когда-либо видел. Там было много людей в форме, только что вернувшихся из-за границы, и толпа была совершенно пьяна от радости. Люди обнимались и целовались с незнакомцами. Толпа была такая плотная, что люди толкали меня локтями в ребра, а большие ботинки наступали на пальцы ног…".
По словам Алекса Дикки, молодого парня из Гора, следующий день был объявлен всеобщим праздником, и торжества приняли форму спортивного карнавала на выставочной площади.
Мы, ученики школы Гора, маршировали туда, а паровозы почти безостановочно свистели "Гип-гип-ура". Пока мы шли, наш учитель, "Снежный" Нельсон, вставал по очереди рядом с каждым классом, чтобы сказать нам, чтобы мы не приходили в школу на следующий день и ждали уведомления, когда вернуться. Это было началом длинных летних каникул.
Но эта соблазнительная перспектива оказалась совсем неприятной. Внезапная эпидемия гриппа закрыла школы, и в то время как некоторые люди танцевали на улицах, чтобы отпраздновать перемирие, другие уже были в трауре. Лора Харди, домохозяйка из Онехунги, тогда еще пригорода Окленда, вспоминала, что в день перемирия "похороны проходили мимо нашего дома непрерывно в течение всего дня. Гробы выносили сотнями, они были сделаны из простых грубых досок… В эту печальную и скорбную общину пришла весть о перемирии. Было немного семей, которые чувствовали себя счастливыми".
Брат Кейт Шоу, сержант Ангус Карначан, был молодым солдатом в военном лагере Фезерстон, когда пришло известие о перемирии. Ангус, который, еще не совсем оправившись от гриппа, поехал в город, чтобы присоединиться к празднованию, но потом произошел рецидив — и он умер. Кейт вспомнила "кошмарное путешествие" на поезде на следующий день, когда она ехала за своей невесткой. "По всей линии мы видели похороны за похоронами, это были жертвы эпидемии".
В Крайстчерче молодой Стэн Сеймур был одним из первых, кто помогал окружающим, когда испанский грипп поразил зажиточный район города под названием Фендалтон. Стэн сопровождал мать во время визитов к больным, таскал продукты и убирал их дома. Через несколько дней даже самые богатые дома начали вонять гниющей едой и переполненными ночными горшками. "Я помню, как моя мать закатала длинные рукава своего платья и с мрачным видом принялась за работу, чтобы убрать грязь и беспорядок…" — вспоминал Стэн.
А запах был хуже, чем все остальные, вместе взятые. "В домах, где кто-то умер, а тело до сих пор не вынесли, стоял совсем другой запах, не такой, как от гниющей еды и ночных горшков, но вполне отчетливый".
Новозеландские врачи и медсестры, чьи ряды уже поредели из-за войны, изо всех сил пытались справиться с пандемией. Одной из самых выдающихся была доктор Маргарет Крукшенк, всего лишь вторая женщина, окончившая медицинскую школу Отаго в 1897 году, первая, кто зарегистрировался в качестве врача, и первая, кто осуществлял общую практику. Она училась также в Медицинской школе в Эдинбурге и Дублине. Когда коллега доктора Крукшенк — доктор Барклай вызвался идти добровольцем в медицинский корпус, она взяла на себя единоличное руководство их практикой и пользовалась автомобилем доктора Барклая. Доктор Крукшенк работала без устали во время эпидемии, и когда ее водитель заболел гриппом, она использовала велосипед для поездок по городу, а лошадь — для поездок за город.
Доктор Дэвид Ллойд Клэй из Веллингтона уже пережил одну эпидемию гриппа, и первоначально у него не было никаких опасений, когда новая вспышка поразила Веллингтон в 1918 году. Будучи студентом-медиком в Манчестерском лазарете во время эпидемии русского гриппа 1889‒1890 годов, когда в Англии и Уэльсе умерло 8800 человек, доктор Клэй считал, что хорошо знает своего врага. "В основном умирали очень пожилые люди, а осложнения были редки", — сказал он о своих британских пациентах. Но доктор Клэй с растущим беспокойством наблюдал, как новый штамм вируса гриппа проявляет тревожащие черты.
Этот грипп 1918 года клинически казался совершенно другим… На ранних стадиях заболевания пациент проявлял признаки дистресса. Серьезные и тревожные симптомы появились через 24‒36 часов. Головная боль была очень сильной. Бред был временами тихим, временами яростным, временами почти маниакальным. У пациентов были мучительные боли в груди. Распространенным выражением среди них было: "Доктор, они вынули мои внутренности!" Люди кричали от боли, особенно в самых тяжелых случаях. Температура поднималась примерно до 40 °С, а когда кашель усиливался, начиналось кровотечение из носа, легких и иногда из прямой кишки.
Доктор Клэй был очень перегружен работой во время эпидемии. На четвертый день после появления испанского гриппа в Веллингтоне он проработал 22 часа без перерыва, посетив 152 дома и проехав 240 км. У него было много работы, в среднем по два больных в каждом доме.
Юный Артур Кормак увидел, как его родной город преобразился за несколько дней после празднования перемирия в Горе.
Центр города выглядел призрачно. Больше половины предприятий было закрыто, а те, что работали, тоже можно было бы закрыть, потому что вокруг не было ни души, кроме бойскаутов, собиравшихся на вечернюю службу. Скауты проделали удивительную работу, доставляя пищу в дом больных. Эта еда была приготовлена в кулинарно-техническом блоке позади средней школы Гора мисс Мачутчисон и миссис Пиджин. Они и их помощники оказали услугу, важность которой просто невозможно было выразить словами.
Эта услуга была очень нужна. Одна дама вспомнила такой случай.
Это сохранялось в моей памяти на протяжении всех лет, его мне рассказал маленький мальчик, который, почувствовав приступ голода, пошел просить еды у мясника. Затем он спросил мясника, как его приготовить. Мясник спросил, почему бы его матери не приготовить это блюдо. Мальчик ответил, что его родители уже два дня спят в постели. Мясник проводил ребенка до дома и обнаружил, что они уснули навсегда.
В Крайстчерче Стэн Сеймур, который помогал своей матери ухаживать за больными гриппом, сам стал жертвой болезни.
У меня был очень сильный жар и сильная потливость. Пижама и постельное белье промокли насквозь. Мама сказала, что мою пижаму можно было выжимать. Я помню, как она обтирала меня губкой, чтобы уменьшить жар. Бред был еще одним отличительным симптомом… Мне никогда не снились такие сны ни до, ни после: они были ужасающими, кружащимися, неуправляемыми кошмарами с кошмарными фантазиями.
У меня появились огромные опухоли под мышками, такие большие, что я не мог держать руки по бокам, и большие пурпурно-черные пятна на бедрах. Для любого образованного человека это было похоже на симптомы средневековой Черной смерти. Некоторые люди в то время говорили, что это был всего лишь грипп, но это больше походило на чуму.
У Стэна были собственные теории относительно происхождения этой загадочной и смертельной болезни, ощущения, которые перекликаются с чувствами жертв из Европы, Южной Африки и Соединенных Штатов: "Я все еще считаю, что это как-то связано с Первой мировой войной, со всеми этими трупами, гниющими под открытым небом на ничейной земле…"
Сид Мюрхед из Оамару, Южный остров, вспомнил, как его отец вернулся домой с работы раньше обычного, возбужденный, с высокой температурой.
Мать немедленно уложила его спать в передней комнате, предназначенной для гостей или особых случаев, с несколькими полотенцами, тазом и контейнером с формалином (раствор формальдегида), используемого в качестве дезинфицирующего средства. Папа сказал, что не может ни есть, ни пить — у него пропал голос, но мама настояла, чтобы он съел тарелку каши. С помощью карандаша, бумаги и жестов папа объяснил, что у него есть бутылка виски, которая стоит в буфете как раз на такой случай, и, если она добавит немного в кашу, он ее съест. С невинным видом мама вылила в кашу полбутылки чистого виски. Папа быстро съел всю тарелку и очень скоро вспотел. Он вспотел так сильно, что пришлось несколько раз менять постельное белье. Он бредил, его бессвязную речь трудно было воспринять из-за севшего голоса. Но он стал быстро выздоравливать, и потом всегда утверждал, что именно виски и его шоковое воздействие привели к этому чудесному выздоровлению.
Лора Маккилкин, официантка отеля "Эмпайр", "очень сильно заболела гриппом".
Это случилось неожиданно, однажды вечером, после того как я приняла ванну. Я легла в постель и оставила окно широко открытым. Разные люди в отеле кричали: "Лора, иди сюда, тебя зовут", но я осталась под одеялом, свежий воздух обдувал меня всю ночь.
На следующее утро мистер Кен, фармацевт и врач, прошли через отель, обрызгивая всех формалином. Я сказала им, что вижу игральные карты по всему потолку. Мой язык распух. Мистер Кен принес мне лекарство — хинин. Они хотели перевезти меня в здание Зимнего шоу, но я сказала им, чтобы они оставили меня в покое.
Потом они сказали, что я почернела, и решили, что мне конец. Еще несколько человек погибли; жену босса, горничную, бармена и буфетчицу вынесли на носилках. Но я выжила. Я уехала домой на неделю, чтобы повидаться с матерью, и в Вайрарапе все было так же плохо.
