— Надо ли продлять работу МКС до 2024 года?
— Нет. Я считаю, что проект МКС надо завершать в 2020 году. Все как-то забыли, почему этот проект вообще образовался. Для партнеров России по МКС он был обусловлен желанием как можно быстрее и при меньших затратах получить доступ к советским технологиям для проведения долговременных полетов и долговременной эксплуатации космических объектов. Разрабатывая эти технологии самостоятельно, другие страны потратили бы гораздо больше времени и денег.
— Зачем МКС была нужна России?
— Для российской космонавтики этот проект был во многом спасительным. В 90-е годы финансирование космоса катастрофически сократилось, и на строительство российских модулей станции Россия брала кредит у США. Отрабатывая его, мы, например, бесплатно запускали на МКС американских астронавтов. Кроме того, благодаря МКС отрасль получила внимание руководства страны: в рамках проекта у России были международные обязательства, так что «заиграть» его было никак нельзя. Во многом благодаря МКС российская космонавтика в 1990—2000-х в принципе сохранилась.
Сейчас это во многом инерционный проект как для нас, так и для наших партнеров: все интересные технологии, которые были у СССР, США и Евросоюз получили. Например, технологию долговременного полета: только что NASA запустило астронавта в годовую миссию. В СССР такие полеты были еще в 1980-х.
— Нет. Я считаю, что проект МКС надо завершать в 2020 году. Все как-то забыли, почему этот проект вообще образовался. Для партнеров России по МКС он был обусловлен желанием как можно быстрее и при меньших затратах получить доступ к советским технологиям для проведения долговременных полетов и долговременной эксплуатации космических объектов. Разрабатывая эти технологии самостоятельно, другие страны потратили бы гораздо больше времени и денег.
— Зачем МКС была нужна России?
— Для российской космонавтики этот проект был во многом спасительным. В 90-е годы финансирование космоса катастрофически сократилось, и на строительство российских модулей станции Россия брала кредит у США. Отрабатывая его, мы, например, бесплатно запускали на МКС американских астронавтов. Кроме того, благодаря МКС отрасль получила внимание руководства страны: в рамках проекта у России были международные обязательства, так что «заиграть» его было никак нельзя. Во многом благодаря МКС российская космонавтика в 1990—2000-х в принципе сохранилась.
Сейчас это во многом инерционный проект как для нас, так и для наших партнеров: все интересные технологии, которые были у СССР, США и Евросоюз получили. Например, технологию долговременного полета: только что NASA запустило астронавта в годовую миссию. В СССР такие полеты были еще в 1980-х.
— Если США получили все технологии, почему они не выходят из проекта, а наоборот, продлили его?
— Американцы давно бы вышли, если бы знали, чем им заняться дальше. В России пилотируемая программа отнимает 50% федерального космического бюджета, так что Роскосмос в принципе не может заняться чем-то еще. У NASA достаточно средств, поэтому параллельно с МКС США реализуют еще ряд пилотируемых программ в рамках «традиционной» космической промышленности. К тому же они помогают (сотнями миллионов долларов) Илону Маску (предприниматель, развивающий частную космонавтику; созданный его компанией SpaceX грузовик Dragon уже доставляет грузы на МКС – прим. ред.) и другим представителям частной космонавтики.
Как только США четко поймут, что делать дальше, они сразу выйдут из проекта, причем не за шесть лет, а гораздо раньше. И России тоже надо заканчивать с МКС — она оттягивает деньги и не дает развивать другие проекты.
— Какие именно?
— В первую очередь, это пилотируемая космонавтика, она должна остаться. Мы первые запустили человека в космос, мы долго оставались лидерами в этой области, и, если сейчас мы прекратим полеты, это станет тяжелым ударом для международного имиджа России. В то же время пилотируемая космонавтика — очень дорогое удовольствие. Например, общая стоимость МКС составляет около 100 миллиардов долларов. Очевидно, что Россия не в состоянии в одиночку тянуть такие проекты: годовой бюджет на всю космическую программу составляет около 3,5 миллиардов долларов.
— Кто мог бы быть партнером России в проектах по пилотируемой космонавтике?
— Инвестор и акционер таких глобальных проектов — государство, так что именно оно решает, какие будут партнеры. В последнее время мы видим, что очень активно развивается вектор в сторону сотрудничества со странами БРИКС. Так что это и есть наши стратегические партнеры в развитии технологий вообще и космических технологий в частности.
— Зачем государству в принципе финансировать космонавтику? Это явно не первостепенная задача, учитывая нынешнюю ситуацию.
— Государство никогда не финансировало космонавтику ради нее самой: вкладывая деньги в космос, оно решало вовсе не космические, а глобальные национальные и политические задачи. Мало что сделало для авторитета СССР так же много, как полет Гагарина. Все деньги, инвестированные тогда в космос, вернулись сторицей в виде международного авторитета страны и роста патриотизма внутри государства.
Кроме того, космонавтика создает технологические вызовы. Это особенно было видно в 1950—1960-х, когда она была на острие технологического прогресса. Государство, задавая космической отрасли задачи, ожидало от нее не собственно полетов и спутников, а технологического развития в самых разных отраслях. По сути, с помощью космического и атомного проектов Советский Союз провел вторую индустриализацию страны.
— В наше время возможно повторить такой прорыв?
— Если мы хотим, чтобы кто-то инвестировал в пилотируемую космонавтику сейчас, мы должны найти, что он с этого получит. Возможно ли при помощи реализации космических программ получить выгоды для тех отраслей, которые являются самыми перспективными для технологического развития: нано- и информационные технологии, микроэлектроника, биотехнологии, энергоэффективность, роботы и так далее? При этом Роскосмос, например, предлагает создать сверхтяжелую ракету. С точки зрения технологий это не даст ничего.
— Как энергоэффективность или биотехнологии могут быть связаны с космосом? Это весьма далекие друг от друга вещи.
— Точно есть один проект, который все это развивает, — отправка людей на Марс в один конец. Основные вызовы этого проекта как раз в тех областях, о которых мы говорили. Без роботов колонистам на Марсе не выжить, зеленые технологии необходимы для выращивания растений и обеспечения самоподдерживающейся среды, прорывы в энергоэффективности помогут в разы снизить затраты.
А вот все полеты на Луну, к астероидам, краткосрочные миссии на Марс с точки зрения развития технологий абсолютно бесперспективны. Потому что они развивают только ракетно-космические технологии, а это уже старые технологии.
— На лунную программу США потратили около четырех процентов ВВП. Реально ли, чтобы в нынешних экономических условиях хоть одно государство могло позволить себе такие траты, хотя бы и ради престижа или развития технологии?
— Именно потому, что на этот вопрос не было дано положительного ответа, сейчас в космической отрасли нет ничего нового. Первостепенная задача космонавтики — найти решение этого бизнес-кейса, показать, что, если государство вложит некую сумму, взамен оно получит то-то и то-то. Либо прийти к частному инвестору и объяснить, что если он профинансирует нашу космическую программу, то взамен он получит такие-то технологии, которые принесут ему столько-то денег. Только тогда государство или инвестор согласятся. Советская, да и американская космическая отрасли последних 30—40 лет считали, что государство обязано финансировать космос просто так, потому что это что-то эксклюзивное. Именно такой подход привел мировую космонавтику в тупик. Космической отрасли нужно перестать считать себя особенной, а учиться убеждать инвесторов.
— Все же проекты такого масштаба под силу только государствам. Выходит, частная космонавтика окажется не в мейнстриме? Если тот же Илон Маск — разумеется, с помощью государства — сможет решить эту задачу и создать передовые технологии – он сможет на этом заработать? Его предыдущие проекты коммерчески весьма успешны. (Маск — один из создателей платежной системы PayPal и электромобилей Tesla — прим. ред.)
— Именно. С одной стороны, любовь к космонавтике — самый большой внутренний мотиватор для людей, которые занимаются подобными проектами. Без внутренней мотивации космические проекты, в принципе, не реализуемы. Маск, безусловно, энтузиаст, он бредит космосом, он действительно хочет полететь на Марс. Но он прежде всего бизнесмен и прекрасно понимает, что сможет заработать огромные деньги на тех технологиях, которые будут созданы в рамках этого проекта.
Андрей Ионин окончил военно-космическую академию имени Можайского, после чего с 1983 по 1988 год был научным сотрудником управления космодрома Байконур. С 1988 по 2006 год работал в НИИ Министерства обороны России (СССР), в 1995 году защитил диссертацию, став кандидатом технических наук. Эксперт космического кластера фонда «Сколково», член-корреспондент Российской академии космонавтики имени Циолковского.
Ирина Якутенко