Креационизм, то есть вера в то, что мир создан всесильным сверхъестественным существом, — излюбленная мишень людей, известных в России как просветители. Споры просветителей с креационистами наполнены едва скрываемым презрением, быстро утомляют всех, кроме непосредственных участников, а чтобы одна сторона переубедила другую — кажется, такого не было ни разу. Но настоящий вызов — найти примирительную позицию, а не спорить. Это и попытался сделать Андрей Десницкий в "Библии: что было "на самом деле"? (Танах/Ветхий Завет)".
Говорить о теории эволюции мы здесь не будем — о ней написаны многие тома. Верна или нет эта теория, судить специалистам в области биологии. Достаточно будет сказать, что подавляющее большинство этих специалистов ее в том или ином виде принимают.
А теория эта опирается на три очевидных факта:
1. Живые организмы передают врожденные свойства по наследству потомкам.
2. Иногда организм рождается с новыми свойствами, которых не было у его предков.
3. Эти свойства могут помочь организму в конкурентной борьбе с другими подобными организмами или, напротив, помешать.
Отрицать ни один из этих фактов невозможно. Зато бесконечно можно спорить о том, как интерпретировать их частные детали и какие именно выводы из них делать. И пусть лучше это будут делать биологи, которые действительно разбираются в материале. А мы сейчас немного поговорим о том, как можно воспринимать теорию эволюции с точки зрения библейского текста.
Во-первых, и эта теория, как всякая научная теория, подвержена изменениям и существует во множестве вариантов. Когда Дарвин высказывал свои предположения о происхождении видов, он не знал множества фактов, известных нам сегодня, — достаточно сказать, что тогда еще не были открыты гены! Еще при жизни Дарвина его главный труд переиздавался несколько раз, туда вносились очень серьезные поправки, а сегодняшняя "синтетическая теория эволюции" многое уточнила и дополнила. Автомобиль, на которым мы ездим сегодня, тоже очень сильно отличается от тех автомобилей, на которых ездили сто лет назад, хотя называется тем же словом, — примерно так обстоит дело и с теорией эволюции. И среди современных биологов она распространена приблизительно в той же мере, что и автомобили на улицах наших городов, — то есть обойтись без нее нельзя.
Почему же некоторые верующие против нее возражают и противопоставляют рассказу первых глав Бытия о сотворении мира? Им кажется, что они стоят перед ключевым выбором: создан ли человек Богом или возник случайно, в результате мутаций и естественного отбора. Если наше появление на свет — результат очень длинной цепочки случайностей, Бог в лучшем случае просто бездействует, а вернее всего — не существует.
Мне это противопоставление эволюции и творения всегда казалось ложным. Приведу пример из области литературы. У меня на книжной полке стоит роман в стихах "Евгений Онегин", и я давно знаю, что он был сочинен А. С. Пушкиным. Но позвольте! Моя книга отпечатана типографским способом, а Пушкин, как мы знаем, писал пером и чернилами. Кроме того, он жил в первой половине XIX в., а мое издание выпущено на полтора столетия позднее, и любая экспертиза это подтвердит. Конечно, мое издание не первое, но если мы найдем экземпляр самого первого тиража, то обнаружим, что он отпечатан в типографии А. Ф. Смирдина. И при чем тут тогда Пушкин? От него не осталось ни единой пометки на страницах этой книги, что нам опять-таки убедительно докажет любой эксперт, и вообще, гипотеза о существовании некоего "Пушкина" никак не может быть доказана с помощью издания, где на первой странице напечатано его имя.
И уж если текст "Евгения Онегина" мы загрузим из интернета на свой компьютер и распечатаем на принтере, станет окончательно ясно, что никакой Пушкин к нему не имеет отношения, поскольку в его времена ничего подобного не существовало. Нелепость, не так ли? Причем в равной степени нелепо будет высказывать два предположения: что Пушкин не был автором "Евгения Онегина" или, наоборот, что он лично и непосредственно создал все существующие в мире экземпляры этого произведения.
А ведь об эволюции и ее противоречиях с верой в сотворение мира зачастую рассуждают именно таким образом. Но исчерпывающий ответ на это недоразумение был дан уже почти полтора века назад А. К. Толстым в стихотворном послании цензору, который стремился запретить дарвинизм:
Способ, как творил Создатель,
Что считал он боле кстати,
Знать не может председатель
Комитета о печати.
Здесь может быть, конечно, много разных предположений. Например, можно сказать, что Бог создал определенные законы, которыми управляется сотворенный Им мир. Или что эволюция существует, но лишь кажется случайной, а на самом деле направляется Им к некоторой цели. Но все эти рассуждения остаются в любом случае чисто умозрительными, мы ничего не можем ни проверить экспериментом, ни доказать с помощью формул.
А что на самом деле говорит Книга Бытия об эволюции? На первый взгляд, совершенно ничего. Но ведь первые главы Бытия — не инструкция по творению мира для чайников, а повествование о Том, Кто сотворил весь этот мир, и о том, на каких принципах основано это творение.
Мы видим, что мир сотворен с самого начала упорядоченным и прекрасным. Первый из трех фактов, на которые опирается теория эволюции, назван вполне ясно: живые существа производят себе подобных, "да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя по роду и по подобию ее, и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле" (Быт. 1:11, Син. пер.). Собственно, это отрицал еще в середине XX в. "народный академик" Т. Д. Лысенко, который полагал, что из одного вида растений легко можно получить другой.
Об изменчивости и конкурентной борьбе в Книге Бытия действительно ничего не сказано. Но там вообще вся история возникновения Вселенной описана без подробностей. И все же некоторые принципы, на которых она основана, там видны ясно.
Например, постепенное усложнение. Мир не возникает сразу в готовом виде, сперва появляются некие "базовые оппозиции", основные части будущего мира: свет и тьма (первый день), небесный и поднебесный мир (второй), суша и моря (третий) — и только в четвертый день на небе появляются светила. Казалось бы, намного логичнее было сначала рассказать об их сотворении, чтобы они, Солнце и Луна, и стали источниками света. Но повествователь идет другим путем. Почему?
Человек, искушенный в теории Большого взрыва, с готовностью расскажет нам, что фотоны появились во Вселенной намного раньше звезд и планет, но дело даже не в этом. Свет — некая базовая, общая категория. Сначала он просто возникает, и лишь потом мир, в котором есть свет, упорядочивается с помощью этих самых светил: "светила на тверди небесной для освещения земли и для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов" (Быт. 1:14, Син. пер.). То есть сначала идет нечто общее, неорганизованное, и лишь затем оно обретает привычные нам формы.
Далее, первая глава Бытия ясно повествует, что сотворенный мир сам начинает все активнее участвовать в процессе творения. Вчитаемся: "И произвела земля зелень, траву... и дерево" (Быт. 1:12, Син. пер.), "да произведет вода пресмыкающихся, душу живую" (Быт. 1:20, Син. пер.), "да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их" (Быт. 1:24, Син. пер.). Это уже совсем иной оборот речи, чем "создал Бог твердь" (Быт. 1:7, Син. пер.)! Все происходит по Божией воле, но творится не непосредственно Им, а при участии уже сотворенной части этого мира. И сотворенное тут же начинает "плодиться и размножаться", то есть устойчиво воспроизводиться.
По-видимому, если бы автор хотел сообщить, что мир сотворен сразу в готовом виде, как полагают некоторые радикальные противники эволюции, ему пришлось бы описать это несколько иначе. Нет, в Бытии мы видим постепенное развитие и усложнение нашего мира, и нет ничего скандального в том, чтобы признать эволюцию одним из инструментов такого развития.
Но самый большой и больной спор идет о человеке. Допустим, эволюция привела к возникновению утконоса или пингвина, но царь творения, человек? Неужели он всего лишь еще один представитель животного царства? Собственно, слова "создал Господь Бог человека из праха земного" (Быт. 2:7, Син. пер.) и можно понимать как указание на материальную природу человека. Он — часть этого мира, но в нем есть нечто такое, что превосходит этот мир: "...и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою" (Быт. 2:7, Син. пер.).
Но ведь ученые-эволюционисты стараются объяснить с помощью естественного отбора и те черты человеческого поведения, которые никак не сводимы к животному началу. Например, альтруизм, готовность пожертвовать своими интересами, а то и жизнью во имя своей группы или общего дела — разве не противоречит такое поведение теории эволюции? Особь, которая жертвует собой, уже не оставит потомства, значит, ее гены не сохранятся в будущих поколениях. А особь, которая усыновит чужого детеныша, потратит ценные ресурсы не на воспроизводство себе подобных. Эволюция не может поддержать такие качества, а у людей они есть!
Да, возражают эволюционисты, но популяция, в которой чаще рождаются такие альтруистические особи, имеет куда больше шансов на выживание, чем та, где каждый думает только о себе. Отбор действует, но на уровне популяций. И тут же предсказывают, что и многие другие черты человеческого поведения, несвойственные животным, могут со временем найти убедительное материалистическое объяснение. Упрощенно говоря, раньше люди не знали, почему дети похожи на родителей, а сегодня есть наука генетика; сейчас люди еще не знают, почему могут слагать стихи или верить в Бога, но наука скоро и это объяснит на пальцах, уже подбирается к объяснению.
Надежды на то, что вот-вот наука объяснит все на свете простым и непротиворечивым образом, свойственны не столько ученым, сколько дилетантам от науки. Академики знают, что каждый ответ на старый вопрос обычно порождает два новых вопроса, еще более сложных. И у меня нет никаких сомнений в том, что наука в ее нынешнем понимании принципиально неспособна создать некую "схему человека", которая раз и навсегда все про него определит.